Конец купального сезона
                                                                                         

                                                                                              Новая

---

Была новая осень. Был момент реальности, который отделяла от начала памятного лета целая цепь событий.

И реальный ее смысл состоит в том, что все варианты нашего виртуального рассказа слились - не было чистых жанровых версий - все было одновременно, как и должно быть. Итак, наберемся духу.

Иногда он возвращался назад, рисуя картины - сначала месячной, потом годовой потом трехлетней давности - и это могло бы стать ритуалом, не будь новых событий, которые пытались стереть следы на песке.

Он  теперь работал в солидной «конторе» на Ленинградском проспекте, он прочитал несколько книг, о которых ему сказал тогда немец. И о чем были они? О человеке. Страсть, трусость, гармония, любовь. Все в нем было в пропорции обычного человеческого существа, романтичного и рассудительного, трезвого и безумного.

Он решил, что не любил реальную Наташу - любил ее след, какой оставляют для нас многие в окружающем мире – случайные прохожие, киноактрисы, певицы. Мы оставляем следы, и другие познаются через следы. Это наша природа, это природа вообще. Потому же его привлек и тот слабый след девочки с целины - как же ее звали? Поэтому, что след был, а ее слабость - только вид силы природы, ее изобретательного разнообразия.

Олю он любил очень реально, с тяготением к ее бедрам, ее горячим постельным привычкам, ее шепоту и смеху, запаху и вкусу. Но где был тот нежный след, который и в ней он чувствовал когда-то? Трудно бы было его ощущать, когда он видел свою жену каждый день. Они жили, как живут все нормальные молодые семьи, ходили в гости, к ним приходили такие же молодые пары на дни рождения и другие праздники, и он видел с гордостью и ревностью устремленные на свою жену взгляды других мужчин – Оля была хороша. Почему же он был этим горд, если ревновал, почему ревновал, если гордился? Ответ был философски прост – он получал права на ответные чувства. И ему были приятны некоторые молодые жены – и он ощущал тепло и струение жизней молодых женщин, что-то в них угадывал и сам был ими разгадываем. По крайней мере, некоторые с симпатией разглядывали его. Вот и сбылось предсказание философа. Немец в самом деле угадал душу молодых семей, их религию, их попытку подчинить себе мир, когда помаленьку исчезает то, что они считали любовью.

Теперь у него, давнего слушателя провинциального пророка, случались неожиданно-ожиданные встречи и накапливались впечатления, которые нужно было осторожно маскировать перед женой, которая тоже жила эту новую жизнь, свой тайный сюжет. Что скрывала она, он не знал. Они будто менялись правами на тайны и незнание.

Куда было деться от себя - он гонялся за следом любви, зная наверное, что сам себе все испортит в этой глупой суете разума и чувств. Целовать, оторвавшись от шумной компании сослуживцев, вчера совершенно недоступную, красивую  сотрудницу из соседнего отдела, замужнюю, бог знает, что мыслящую обо всем этом, преображенную ли желанием сделать себе подарок к 8 марта, или такой же искательницу следа - вот что могло это значить. Но могло значить - ловить чужой взгляд в метро и отвечать ему, зная, что оборвется нить и оставит сожаление. Могло значить – чего-то ждать. Не было в этом порядка, был какой-то хаос. Он боролся с жизнью, он гнался за ней, он покорялся ее напору – и это было одновременно.

Он как бы жил в декорациях, а ведь было все то же - смена погоды и времен года, утра и вечера, настроения и взгляда, кругом была Москва в ее неисчерпаемом многообразии - он шел, и шел бог знает куда, отчаиваясь и веселясь. Только вот милый затон занимал особое место, будучи будто навсегда потерянным, как запечатанная бутылка, налитая теплой водой прошлого и брошенная в эти далекие прохладные просторы сегодняшней жизни.