Tempo rubato
Шагаю по красной пустыне. Небо черно, но пустыня вся залита красным светом. Горизонт близок, четко разделяет песок и небо. Давно иду. Порой голова начинает кружиться от однообразного пейзажа, но это скоро проходит. Тихо. Мои шаги разносятся на много верст. Останавливаюсь, чтобы прислушаться. Впереди шорох. Громче?.. Громче.
Неужели… Нет.
Да!!! ВСАДНИКИ!
Бежать, скорее, бугор, лечь, врасти в него, замереть. Какой он холодный. Топот все громче. Заметят? Ближе. Скачите мимо, мимо. Нет тут никого. Где-то рядом. Шаг замедлили? Заметили?..
Кажется… уходят. Дальше? Уходят. Не заметили!
Откидываюсь на спину, перевожу дыхание. Дрожь по всему телу. Перед глазами мелькают небо и песок. Пронесло на этот раз. Медленно подымаюсь. Вот бугор, который меня спас. Это не бугор, какой-то монолит. Он покрыт узором, нет, это какие-то знаки. Не понимаю. Постепенно вновь одолевает ощущение, недавно пережитое. Ужас вырастает. Эти знаки…
ВСАДНИКИ!
Прочь отсюда!
Мамонтов ворвался в комнату и возмущенно взвизгнул:
- Вы еще не готовы!
- Вот свинья, - сказал я,- где-то шляется, а мы виноваты.
- Молчать! Быстро одеваться и идем.
- Куда? - Андрей приподнял голову с подушки.
- Саш, в "Пекин" можно сейчас попасть?
- Вряд ли, - пожал я плечами. - Разве в "Урал"?
- Да ну его, - Андрей бросил голову назад на подушку.
- Ладно, едем на Маяковку, там решим. Ну Андрей!
- Чего?
- Не "чего", а идем.
Андрей поднялся, обулся и встал в позу "раз вы так настаиваете, то вот извольте, я готов".
Мы долго скитались по Горького, пока не обрели покой в ресторане "София". Миловидная официантка помогла нам сделать заказ и, блеснув улыбкой, исчезла без следа. Мы разом закурили. Мамонтов откинулся на спинку стула и затянул историю своей жизни с того момента, как его отчислили из института, где мы все вместе учились. Перед ним стояла дилемма: идти секретарем комитета комсомола в колхоз-миллионер или поступать в Ставрополе в Политех, чтобы налаживать там связи со штатом Айова. "Вы знаете, что Айова породнилась со Ставропольским краем?" Мы не знали. Тем временем наш столик приобрел стартовый вид. Я потянулся за шампанским.
- Так вот. Там есть отдел международных отношений, с заведующим которого…
- А, черт! - стягивавшая пробку проволочка обломилась у меня в руках.
- Дай сюда,- потребовал Андрей.
Он постучал по бутылке, поковырял вилкой, и пробка, жалобно свистнув, улетела на соседний столик. Накрашенная дама помахала нам пальцем и с расстановкой произнесла:
- Ша-лу-ны.
Она взяла пробку, размахнулась, задев свой бокал, и кинула ею в нас. Попала в Андрея. Андрей обернулся, внимательно посмотрел на даму и вернулся к разливанию шампанского.
- Ну и лошадь.
Мамонтов сказал, что хочет развлечься. Мы с ним согласились и выпили за встречу. В это время слащавый голос с эстрады, которой нам не было видно за колоннами, поздоровался с посетителями и известил оных, что сегодня для них играет ансамбль "Басни Эзопа". Ансамбль грянул. К нам подошла лохматая девица. Она намеревалась было сесть рядом с Андреем, но тот быстро встал и увел ее танцевать. Мамонтов принялся жаловаться на судьбу, на то, как трудно пробиваться в этой жизни. Половина его слов тонула в эстрадных звуках, но я все равно сочувственно кивал ему головой. Танец кончился, и Андрей вернулся за столик. Мамонтов бросил в его адрес какую-то шутку, которую я не уловил.
- Я сказал ей, что ты мой муж, - ответил Андрей Мамонтову.
Тот поперхнулся:
- А она?
- А она сказала, может, ты уступишь меня ей на одну ночь, - Андрей пытался подцепить вилкой тонкий кусочек осетрины.
- А ты сказал ей, что об этом надо спрашивать у меня?
- А об этом надо спрашивать у тебя? - с любопытством посмотрел Андрей на Мамонтова. Я в течение этой перебранки тщетно пытался проглотить кусочек угря. "Сказки Эзопа" снова загремели, разговаривать стало невозможно. Андрей пошел возвращать танцевальный долг, а мы с Мамонтовым вышли на свежий воздух.
Клонившееся к закату солнце озаряло башенку "Пекина", макушку Маяковского и надпись на филармоническом зале. Перед дверями ресторана толпился народ. Подвыпившие мужички энергично беседовали со швейцаром. Тот из последних сил удерживал дверь от их натиска.
- Ох, - вздохнул Мамонтов, озирая площадь.- Ты знаешь, Саш, все-таки жить в провинции - некоторое преимущество. Особенно в Ставрополе. Снабжение там не хуже, чем в Москве, а отношения на службе гораздо проще, без условностей этих. Я - тебе, ты - мне, и все. Поначалу, правда, трудненько туда было вжиться. Все друг друга знают: с тем в школе учился, с тою в институте… Ну да теперь все позади. Хоть ни с кем там я в садике в один горшок не писал, но человек свой. И независимость. Хоть любят у нас лизоблюдство, но когда чувствуют в тебе независимость, то опасаются тебя и уважают. В общем, мне сейчас открыты дороги в такие сферы, о каких я в Москве и не мечтал. Правда, не хватает там чего-то… духовного, что ли. Ну, ты меня понимаешь.
Я кивнул головой. У ресторана остановился "мерседес" серебристого цвета. Из него вышла молодая особа в сиреневом вечернем платье. Плечи оголены, грудь в драпировке, на шее мелкая золотая цепочка. Черные волосы стянуты в короткую, но тугую косу. Она стояла, слегка отставив ножку и как бы опираясь локотком полусогнутой ручки о… бедро, поджидая элегантного кавалера. Они проследовали в ресторан. Мужики на минуту прекратили осаду, швейцар расшаркался и раскланялся.
- Шик, - причмокнул Мамонтов. - Идем, посмотрим, где она сядет.
Но в ресторане мы пару не увидели. Она испарилась сиреневым дымком. За столиком сидел Андрей, недоверчиво осматривая дымившееся перед ним блюдо.
- Это и есть твой "балкан"? - скептически спросил он у Мамонтова.
- О, мой любимый "балканчик". Вы чуете запах?
Мы принялись опустошать блюдо. "Балкан" был острым, приходилось обильно запивать вином. "Эзоповцы" отдыхали, в смысле, молчали. В зале стоял неровный гул и звон посуды. В углу за колонной кто-то целовался. Неподалеку от нас сидели две девицы. Перед ними стояли две пустые и одна початая бутылки водки. Столик был сервирован на двоих. Впрочем, съестного в этой сервировке всего и было, что какой-то салатик. Я показал на них своим спутникам. Тут эстрада снова загремела. "Лавандой". Андрей с Мамонтовым пошли приглашать девиц с салатиком. Я осмотрелся вокруг. За колонной стоял столик, за ним сидела белокурая дама лет тридцати. Я направился к ней. Оказалось, что она не одна, колонна скрывала ее спутников: напротив нее сидел некий южанин, обнимавший темноволосую девицу с очаровательными ямочками на щеках. Я обратился к нему за разрешением пригласить белокурую даму на танец. Смуглый иноземец уставился на меня, словно это сошедший с витрины манекен.
- Do you speak English?- спросила блондинка.
- A little. Could I have a dance with Madam?- снова обратился я к южанину, пытаясь перекричать "Басни".
Благосклонная улыбка озарила его лицо, и он широким жестом указал на подругу, или кто там она ему. Та мило улыбнулась. Она пошла вперед к площадке, я за ней. Я поинтересовался, откуда она. Она сказала, что из Греции. Я удивился, что же они делают в столь пошлом заведении. Она со смехом сказала, что заведение вовсе не пошлое. Говорили мы не много, так как мой английский не отличался богатством лексики. Проводив ее за столик, я наткнулся на острые кинжалы, торчавшие из глаз южанина. Похолодев от страха, я намеренно задержался у их столика и склонился над рукой мадам. Медленно поднявшись из поклона я повернулся и пошел к себе, не рискнув глянуть на грека (или турка?). Мамонтов встретил меня жалобой на скучных девиц, которые на его предложение разбить тарелку, ответили "Ну что вы, как можно!"
Мы выпили коньяку. И пошли в холл покурить. Там разомлевший Андрей сменил Мамонтова, расписывая свою будущую карьеру, конец которой терялся в коридорах МГК партии. Мамонтов одобрительно кивал головой. Потом события стали мелькать и путаться: то я сидел за каким-то столиком в объятиях дородной матроны, то наталкивался на Андрея, несущего по проходу между столами растрепанную девицу, Мамонтов то исчезал, то появлялся вновь. Я слышал, как он внушал нам запомнить, что официантку зовут Лидой. Очнулся я на улице.
Стояли летние сумерки. Людные тротуары, светлая радостная луна
в небе. И три молодых человека в белых рубашках, в галстуках и
с черными зонтиками в руках неуверенно шагают по Пешков-стрит
в сторону Пушкинской площади. Кажется, что малова-то. Хочется
еще. Мы отправились на поиски.