Некоторые стихи 1991 - 97 гг.

 

К NN

С мыслями о тебе не знаю как быть
Выше их вместе взятых подай мне знак
Как-то в начале августа после трёх
Кажется, мы всё меньше и меньше здесь
Не обижайся, что я тебя выдаю

Поодиночке дальше угрозы нет
Хочется повторить не один упрёк
Чудится, к стыду моему, за спиной
Если он забегает вперёд меня

То, что пишется быстро, легко забыть
Неузнаваемых интонаций тьма
В сеть включены два чайника и камин
В комнате плюс двенадцать снаружи ноль
Что-то не поделили тепло и свет

Маша, Ирина, Оля, скорей, скорей
Не за провинциальность, конечно нет
Что для тебя нелишнее сотворить?
Взрослой дочерью, видимо, в самый раз

Нервная точка рассказа, центральный ствол
Там, где ты сам неуместен ни для ни вне
Книги, еда, добыча того-сего
Мальчика в этом доме не воспитать

Смесь отношений действует на меня
Благодаря тебе я могу понять
В данный момент ничего не произвести
Будто всегда тянуться ровней всего
Истинно современным был бы клубок

С мыслями о тебе ничего сейчас
Не позволяет только предполагать
У головы есть в маленьких дозах всё
Пренебреженье к уму уже вона где

Свойственность делу надобно заслужить
Правда, не знаешь чем, и узнать нельзя
Всё у тебя получится хорошо.

1997

 

Из "Палингенезии"

ПОПЛАВСКИЙ

Он спит в кафе, держась за край стола.
Во сне снимает кепку, и сонливо
выводит на стекле "lumiere astrale"
железной кистью с грифельным отливом.

Запоминает беглую строку
"Какой поэт не любит гладить кошек",
и забывает эту чепуху,
когда идёт гулять и видит лошадь.

Разглядывает мелкие черты
лица на аверсе монеты мелкой.
Устав до наступленья темноты,
ложится на спину и на скамейку,

не зная, что поверхность холодна,
что мимо едет девочка в дормезе,
и ей от нетерпения и сна
темно дышать, как яблоку на срезе

1997

 

Из «Всенеприметно»

***

Давно променял свой дар на неуязвимость,
но вот похвала сокрытой любви: сегодня
утром из дома номер больница
по 1-й улице Измайловского зверинца
ушла пожилая женщина. далеко не могла.
страдает потерей памяти - всё помнит, но неизвестно где.
была одета: ботинки юбка рубашка пальто паранджа.
просьба остановить её
хождение по странным обстановкам.

она сидела в лесопарке,
услышала разговор на соседней лавочке:
- весталка в отставке, склонившаяся и не
склонившаяся ко мне
- ну, ты мне её покажешь
- обязательно покажу.
разумеется, речь велась не о ней,
но старушка вспомнила, что её, наверное, ищут,
откинула паранджу, обнаружив красивое лицо, и ушла.
паранджа осталась лежать на месте оставления.
ей больше нечего было скрывать, она ощутила лёгкость,
поддалась порыву ветра, свернулась под осиной
и растворилась в окрестном блаженстве
(что не мешало ей помнить себя собой -
она ведь хорошая, послушная вещь).

1997

 

***

Я рад, что Тебя променяли на скит.
Твоя голова, понимая, летит,
Хоронит во рту травоядный оскал
И праздно плюёт на Латинский квартал.

А дерево ясень в осеннем кафе
Стволится сквозь осень в осеннем кафе.
Я также мотор-голова-машинист
И так же роняю детали на свист.

1997

 

Из «Книги признаний»

***

Красивая кошка сидит подоконник широкий
А голуби ходят прямые поют под стеклом
А кошка глядит и летает кошачьи пороки
Кошачьих сердец эти голуби там за углом
У них бутерброды и пиво они отдыхают
Они не впервые прямые поют хорошо
А кошка впервые а кошка впервые летает
А кошка впервые такая и дождик пошел
А голуби мокрые грязные очень прямые
А кошка сухая кривая летает впервые

Красивые голуби выпили пиво летают
А кошка сидит подоконник она отдыхает
И видит застывшее сердце свое не впервые
А голуби все улетели прямые живые.

1994

 

ПАМЯТИ ОДНОГО ЖИТЕЛЯ АМЕРИКИ

Алый, тёмно-зелёный, чёрный кардигановый костюм-двойка.
Кто его наденет - никогда не выйдет из элегантного возраста.
В Аризоне лето, выходной день,
Дети идут с родителями в церковь.
Радостно быть маленьким, уметь читать и скрывать это.
Хочется жить долго.
Он жил долго и умер в один прекрасный день
В окружении большой семьи, как полагается
В старых и слишком новых хороших романах.
Там его ещё помнят через пятнадцать лет
(такие пятнадцать лет), здесь его уже знают -
Всё, как видите, гладко,
Блестят подпалины на изнанке жизни,
И голос говорит: сегодня начало недели,
Только начало, и можно на время забыть
Это и это, и линии вашей руки,
Неоднозначные, как ай-кью трёхзначный.

1995

 


* * *

Цветное прозрение мартовской кошки -
Зелёный и красный, и нам по дороге.
"Остались у бабушки рожки да ножки" -
Такое дарили немногим двуногим.
Остались от пиршества ложки да вилки,
Обрывки венка в середине тетради,
От старого дерева - лист и опилки,
У мартовской кошки котёнок украден,
Нет, сам убежал, любопытен и ласков,
Не видно следов на растаявшей глине,
Котёнок уходит в хорошую сказку
При свете твоих фиолетовых линий.
Я тоже иду. Светофор. Перекрёсток.
Я тоже иду, но другими шагами,
Куда и откуда - не помню, я просто
Иду. А мосты загораются сами.

1992

 

* * *

Как некто никому: ни сном ни тенью
Разорванных следов, печатных от-
тисков шагов не упади, ты можешь
Упав, перевернуть планету, быстро
Перешагни, рождённый пол-Земли
Собою переполнить, пол-Земли
В себе забыть, тебя ведь звали в полдень
Домой, обедать - голос из окна,
В далёком детстве, как не говорится
Сегодня, здесь. Я вас прошу - взглянуть,
Да, на него, но да - и друг на друга -
Единственные - все, и два луча
Показывают: дети, это - угол.
Не сотвори себе кого-нибудь.

1992

 

ЭПИГРАММА

- Доктор Джекил?
- Престранный случай?
- Без последствий?
- Сложней.
- А лучше?
- Может быть.

И посредством новых
Отделений,
Перестановок,
Различая
Венец терновый
И молочно-кисельный тракт,
Оглушив
Шепотком прелюдий,
(Для чего -
Мы гадать не будем) -
Будешь понят
И выйдешь к людям
И представишь себя как факт.

Этот факт
Никого не взбесит.
- Ну и скоро ль?
- Минут сквозь десять.

1991

 


НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ВУДИ АЛЛЕНА

ну ты деревня
уже
спать
хочешь.

может,
ты и встаёшь
в шесть?

может,
ты ещё и колготки
х/б
носишь?

под подушкой
сонник
Менегетти.

Машенька
а хлебушек-то
чёрственький
оказался
а?
ну
сама посмотри
видишь?
а?
Ма-ашенька
ну
что?
а?
ну ты это зря
ну это вот ни к чему
ну так что?
ну?
э.

непрезентабельная
внешность

ну очень
непрезентабельная

непрезентабельнее
просто
некуда

день рождения
Вуди Аллена
не знаю которого
числа

но он
ни на кого
не похож

так тебе и надо
мало шоколада
съел
мцыри

никому
не расскажу
как я прожил
жизнь

пропустят
через себя
до желтизны
зубовной

зажуют
бумажного
змея

с которым
я в детстве
дружил

смотрела
на меня
на тебя, на всех
распространяя
вокруг себя
эквипотенциальные
поверхности

даже
я бы сказала
недоделанное

я что, по-вашему,
убивал,
грабил,
обманывал,
отнимал хлеб
у маленьких детей?

ну, может и отнимал
пару раз,
не помню уже,
но всё равно
нельзя же так.

не дебил
это не тот
кто не дебильно выглядит
а тот
кто не заметит
как дебильно выглядит
другой

Сапфирникова уже ушла
ещё бы
с такой фамилией
а Гелиотропов -
он будет после обеда где-то

ах оставьте
ваши
искременты
все внутренности ими забиты
причём не у вас а у меня

дали
колобку
три высших образования
он и повесился
весело
ха-ха

марлю
бинты
грелку к ногам
вату
щипцы
маску
перчатки
лёд
шприц
вилку
зажим
секундомер

24.10.97

 

* * *

Подоконники спят на смертельно усталом бетоне.
Гераневый цвет облетает за глиняный край.
Городские сталкеры, дети майора,
Зелены виноградники (verso bonito).
Вечная третья треть.
Звучит небылицей, но это правда -
"Кря" сказала ворона, ныряя в озеро нефти.
Ну просто кря.

1996

 

БАЛЛАДА О БАЛАНДЕ.

О.Т.

- В праведных вижу я вас трудах,
Дайте воды глоток,
Мне непонятен реки во льдах
Неодолимый ток.
- В праведных видишь ты нас трудах,
Мы навсегда в трудах,
Скоро вернётся реки во льдах
Преодолённый страх.
- Люди звенящие, но в домах
Каждая речь - обет,
Мне непонятен души впотьмах
Непринуждённый свет.
- В праведных видишь ты нас трудах,
Даже когда нас нет,
Да убоится души во льдах
Заговорённый свет.
- Люди, вы знаете, я босой,
Знаете, мой покой
Вроде баланды - живая соль,
Соль и вода с мукой.
- В праведных видишь ты нас трудах...

1995

 

ПРАЗДНИК КОКОСОВОЙ СТРУЖКИ.

- Куда девался третий лишний
Из романтических поэм?
- Пойду повешуся на вишне.
- Тяжёл ты, папин АКМ!
- Останься, бабочка, личинкой!
- Гори, звезда, во лбу любом!
- Белеет "Баунти" начинкой
В зелёно-бело-голубом
Обворожительном пейзаже.
- Да отравить и подарить!
- А я тогда неплохо зажил.
- Не надо много говорить.
- Почём на рынке абрикосы?
- Зачем же сок на платье лить!
- Не мог он кокса от кокоса,
Как мы ни бились, отделить.
- Не таракан я и не клоп я,
Но сожалений горьких нет.
- Люблю кокосовые хлопья
На завтрак, ужин и обед.
- Так выпьем с горя, где же кружка?
- Она разбилась. Отвали.
- Легла кокосовая стружка
По всей поверхности земли.
- Так выпьем с радости, а где же
Другая кружка? Или там,
Где та, разбитая?
           Всё реже
Звучит кокосовый тамтам
И затихает, сонным эхом
Плывя в вечернюю зарю.
- Ужо, убью тебя орехом, -
Дикарь грозится дикарю.

1995

 

* * *

Гимнастика по радио, как раньше,
но голос не наигран, глуховат,
и нету в нём ни бодрости, ни фальши,
ни прежних вдохновений и бравад -
прыжки, наклоны, руки, ноги, выдох,
передохните, бег на месте, вбок
одно плечо, движенья круговые
всем туловищем, выпрямитесь, вдох.
Устал ли голос, веки он поднимет
как раньше - анатомия одна,
но пятки вместе, угол между ними -
и разошлись невольно времена.

1995

 

АТЛАНТИДА.

Из головы, из моря, заливая
Осколки свода паводками крыш,
Изящная гидравлика, живая
Душа пустыни, что ты говоришь?

Тебе поэт, уже стеная в стену,
Уже по-человечески смешной,
Сбиваясь с полногласия на тенор
Поёт "Не уходи, побудь со мной" -
Побудь со мной, со мною - так короче.

Покуда Атлантида не всплыла,
Гори, мой край земли, и между прочим
Спали меня для вечного тепла.

Слеза богов, пророческая льдина...

Ни слова до поры не проронив,
Гори глазами, говори единым
Дыханьем, самому себе не миф

1995

 

* * *

Сверху крышка, слева дверца -
Можно в комнате хранить
Или вынести из сердца
И нарочно уронить
Гроб дубовый, шкаф зеркальный
На траву, куда опять
Со считалочкой пасхальной
Вышел зайчик погулять.

1995

 

СВЕЖИЙ ВОЗДУХ.

Единожды возжаждав: свежий воздух...
Но как же неудобно, как ужасно,
Неужто не противно,
Когда передвижения активны
И писано: "Спасение на водах" ? -
Нет, опасения напрасны,
Вы просто захлебнётесь, как овечки,
Удушливым словечком "отдых",
Там склизко и скалярно,
Тяжёлая вода, прохладный ад,
Не жалуйтесь потом, что фамильярны
Рукопожатия растрёпанных дриад.

1994

 

* * *

Тополиный летает, лежит земляной
И зимы дожидается весь остальной,
Между тем атмосфера легчает,
Но, подобная Беллоку, слишком спешит,
Ребятишек пугает, а старцев смешит
И растерянных в шар заключает.

1994

 

ТРИПТИХ.

Левая сторона. ВОСПОМИНАНИЯ.

Снежинки мы, и ищем чёрный ход.
Сказали, там пересекутся драмы.
Торопимся, а старый новый год
Зовёт, сильнее стискивая рамы,

И вот - увядший лестничный пролёт
Уводит вниз, на дно знакомой чаши,
Где мы месили прошлогодний лёд
Для новых слепков с подлинности нашей.

Центр. СТАРИК.

Он вышел в город, вдоль и поперёк
Исхоженный за семь десятилетий,
Увидел дом, подъезда козырёк
(Подумал: криво. Хочется стереть и
Перечертить.) Теперь он мог идти
Уверенней, держась за просинь яви,
Но выронил часы на полпути.
Стекло разбилось, цифры просияли,
А стрелки затянули в точку день
(Так черепаха - под разбитый панцирь),
И он закрыл лицо, стыдясь людей,
Бежавших мимо, к поездам до станций.

Правая сторона. СКАЗКА.

Затмение, и градины внахлёст,
И музыканты выкрашены в чёрный,
Но реквием, продуманный до слёз,
Движениями сверху приручённый,
Они не помнят. Некому играть.
Шутили, что покойница - живая.
И я там был. И нотная тетрадь.
И крупный град, какого не бывает.

1993-94

 

СИНЯЯ ПТИЦА.

Дух прошлого, опасный по утрам,
Избыточный, как список оглавлений,
Спокойно задыхался за стеклом.
Чернила проступали, наполняли
И вытекали (освежая веки),
Хотелось пробудиться. Он хрипел:
"Нельзя! Я был жестоко обезглавлен!
Нельзя глядеть!" Некстати вспоминались
Все заповеди; он разбил окно,
Разделся, выпил синие чернила,
Повесился и умер наконец,
Избыточный как вес.

1993

 

* * *

Иду. Открылись раны горизонта.
Всё тихо и внезапно-объяснимо.
Сухая апельсиновая корка -
Сегодня утром не было рассвета.

А истина упала на дорогу,
Совсем одна, её возносят к небу
На тоненьких руках. Несите с миром.
Сизифов труд, великолепный камень,
Прекрасное, лишающее сил.

Прыжок от смерти был, увы, смертелен.
Заплакал Первый Посторонний Голос,
И дом устал, качается калитка,
Смеётся в окна чёрная луна.

1993

 

ПОЛК И СЕМЕРО КОТЯТ.

Двигался полк сквозь болота и смерть,
Остановился и сел.
Вышли котята и начали петь.
Было их, маленьких, семь.

Дни перестали считаться с судьбой,
Дни перестали считать.
Белая кошка сказала: - Ой-ой!
И опрокинулась спать.

Если беду ожидают одну,
Значит, зовут не любя.
Чёрная кошка сказала: - Ну-ну...
Пересекая себя.

Странная сказка, отчаянный трюк,
Короб четвёртый вранья,
Синяя кошка сказала: - Хрю-хрюк.
И посолила коньяк.

Сколько, кукушка, тут стоит обед,
Сваренный в первых руках?
Ранняя кошка сказала: - Привет!
Кто её понял и как?

Слову не спится, а музыка - сон.
Лопнул зелёный стручок,
Смутная кошка сказала: - Фа-соль,
Перегрызая смычок.

Чем осторожней, тем далее в лес,
Тёмный, лежащий во лжи.
Вечная кошка сказала: - Oh, yes!
И приготовилась жить.

Все виноваты, но кто-то ведь прав -
Нужен большой фейерверк!
Рыжая кошка решила: - Мяв-мяв,
Тихо летая поверх.

1992

 

* * *

Нездешние - вновь мы не чувствуем ветра,
То вдаль отстраняясь, то вглубь на два метра,
И серая лестница в серое небо
Хромает под обе ноги, отзываясь
На шаг. Наши ноги - как вбитые сваи -
Отдельно от дома, и голос во сне был:
"Забудь, что рассвет, что пора возвращаться".
Летает комар - переносчик несчастья.

Трава приземлённая бредит кругами,
Коса никогда не находит на камень,
Подброшенный вверх на "орла или решку",
Решивший взлететь и подумать немного.
Коса - перевёрнутый флаг: древко-ноготь,
Ищи её, камень, и падай, не мешкай.
...А лестница в небо кончается пресно -
Усталость и серое ровное место.

Единственность места - заместо единства.
Один на один - ствол осины - что сфинкс твой,
И трудно молчать в эти серые плиты,
И тянет назад прикоснувшихся к свету,
И камень лежит без движенья в траве той,
И множество кос - словно ос, развели тут.
И ждут не дождутся ненужные косы,
Чтоб кто-то, назвавшийся смертью, унёс их.

1991

 

* * *

Сдирая крем, вбирая крик,
Кремируя в коврах,
От мокрых рек - скорей на ринг,
Из пропасти - в овраг.
В крапиве - крест, в квартире - треск
Притёртых ветром рам.
Бессрочный рейс. Терпи порез.
Прямым - экран и храм,
Упрямым - время. Грубым - брань,
Картинам - Ренессанс.
Опасный крен. Открыли кран -
Безвременный сеанс
Смертельных трюков. Карусель
Разрывов и расправ.
С кормы на крылья пересел
Прошедший через трап.

Трава бестрепетна. Тропа
Крива. Привет родным.
Приснился первый, но пропал
Творивший перед ним,
И фразу, мёртвую на треть,
Не может в рамках сна
Ни донести, ни затереть
Короткая волна.

1991

 

© 1999 Ольга Зондберг

 
1