PULSE
Санкт-Петербург

Февраль 1999 г.

Забавы взрослых шалунов

Правила поведения • крона и корни петербургского снобизма

Лев ЛУРЬЕ

Что отличает петербуржцев от прочих жителей России, в чем наша, как принято было выражаться в салонах 1840-х годов, "самость"?

В начале 1970-х годов студентом я ужинал в недорогом, людном, московском ресторане. За моим столиком сидели две неизвестные мне молодые дамы и оживленно, не стесняясь случайного свидетеля, обсуждали интимные перипетии личной жизни. Мы познакомились. Разговор пошел о сравнительных достоинствах московских и ленинградских ресторанов. Света определила ленинградский так: "Большой неуютный зал. Посетители пьют рюмку за рюмкой, прерываясь на лаконические тосты типа "Ну, поехали!" или "За Михаила!". С количеством выпитого становится все тише; сгущается настроение тревоги, общего взаимного недоброжелательства. Вдруг один встанет, рванет рубаху на груди: "А ты в блокаду здесь был?". Все тяжело посмотрят на вставшего, тот постоит, поворчит, сядет. И снова "Ну, за прекрасных дам!". - "Да, таков мой суровый город", - не мог не согласиться я со Светланой.

Крона

При самом поверхностном взгляде на Петербург обнаруживаем настороженную угрюмость жителей. Сравните московский, не будем говорить уже о киевском, вагон трамвая с питерским. У них ровный гул голосов, люди не стесняются друг друга, брошенная в воздух реплика тут же подхватывается, молодежь балагурит, старушки обсуждают цены и болезни. У нас - настороженное молчание, взгляд избегает взгляда, случайное прикосновение - удар электрического тока. Громкий разговор встречает всеобщее молчаливое осуждение.

Москвичи легко переходят на "ты", при встречах - целуются, приветливы к приезжим. В Петербурге поцелуи считаются признаком дурного вкуса, рукопожатия заменяются простым кивком, о человеке, живущем в Питере не один год, а то и десятилетие, говорят: "Эта NN, знаете, из Дубоссар". На "ты" обращаются разве что к одноклассникам да и то с каким-то внутренним неудобством.

И приязнь, и неприязнь выражаются одинаково: чуть большее внимание к собеседнику, чуть сдержаннее полупоклон. Быть знаменитым - некрасиво, успех ассоциируется с пошлостью, конформизмом, недалекостью. Включенность в "большой" мир славы, денег, гастролей, больших тиражей, Останкина с точки зрения петербургского сноба абсолютно некомильфотна. Логика строится на следующем простом силлогизме: Хармса не печатали; "Избранное" Бродского не могло выйти в "Советском писателе"; "Зону" Довлатова трудно было вообразить на страницах "Авроры", - так что же может представлять из себя какой-нибудь Евграф Мелитотпольский, опубликованный в супере тиражом 30 тысяч? Должно быть пошляк и проходимец.

Норма - телесный изъян или болезнь (но обсуждать немощи, а тем более жаловаться на них - неприлично), честная бедность, совершенное знание чего-либо житейски бесполезного. В нашем климате отсутствие гайморита (или уж заурядного вазомоторного ринита) просто подозрительно. Достоевский писал: "Это город полусумасшедших. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге. Чего стоят одни климатические влияния!". Действительно, число странных, сирых, убогих на улицах Петербурга, особенно где-нибудь у Владимирской церкви или в районе Сенной, превосходит всякое вероятие. Многими подмечено, что город похож на театральную декорацию. И петербуржец чувствует себя скорее не участником театральной жизни, происходящей здесь и сейчас, а актером. Довлатов пишет о Бродском: "Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвердо знал о его существовании. Его неосведомленность в области советской жизни казалась притворной. Например, он был уверен, что Дзержинский - жив. И что "Коминтерн" - название музыкального ансамбля. Он не узнавал членов Политбюро ЦК. Когда на фасаде его дома укрепили шестиметровый портрет Мжаванадзе, Бродский сказал: "Кто это? Похож на Уильяма Блэйка...".

Множество тем в петербургских салонах табуировано для обсуждения: Ельцин, Захаров, Виктюк, Михалков, эстрада, телевидение, личная жизнь знаменитостей. Почтенным считается нефункциональное знание: к примеру древнекоптскнй язык, обстоятельства биографии писателя Константина Вагинова, история Красненького кладбища. Всяческая "игра в бисер" приобретает в Петербурге необычайно серьезный характер. Поэты каждые несколько лет "издавали" свои сборники, перепечатанные поклонницами и переплетенные приятелями. и раздавали немногочисленным почитателям. Рок-музыканты первыми в России начали издавать свои "альбомы", разрисовывая от руки обложки магнитофонных катушек.

Настоящий петербуржец летом гуляет на Островах, его можно встретить на солнечной стороне Невского, в Эрмитаже, в верховой аллее Летнего сада. У него есть излюбленные кварталы, где можно побродить с приятелем, поговорить о кинизме: Коломна, юг Петербургской стороны, Ямские, округа Инженерного замка. Чтобы распить бутылочку с давним знакомцем, он готов совершить длительное путешествие, но место должно быть специальное: спуски к воде у Никольского собора, крыша Петропавловки, двор с брандмауэром в Графском переулке. Ему физически невыносимы улицы Партизана Германа или Белы Куна, уж лучше Обводный канал, Нейшлотский переулок, Малая Охта.

Вообще любовь к городу имеет всеобщий и обязательный характер. Полагается знать не только Росси, но и Сюзора или Месмахера. Настоящий знаток укажет вам дореволюционное местоположение всех булочных Филиппова, особенно живописные проходные дворы с Невского на Малую Итальянскую, парадные с сохранившимися витражами на Каменноостровском и проводит к лестничному пролету, в который бросился Всеволод Гаршин.

В петербуржце всегда жива идея правил поведения, не подлежащих нарушению. Даже говорим мы как пишем: "скучно", "булочная". Всякая безвкусица вызывает мощный, часто неадекватный отпор. Ахматовой не нравятся "Записки старого Петербуржца" Льва Успенского. Ну нравится, не нравится. Но как зло она его отчебучивает: "Как странно, что уже через 40 лет можно выдумывать такой вздор. Что же будет через 100? Глазам не веришь, когда читаешь, что на петербургских лестницах всегда пахло жженым кофе. Ни в одном респектабельном петербургском доме на лестнице не пахло ничем, кроме духов приходящих дам и сигар проходящих господ. Товарищ, вероятно, имел в виду так называемый "черный ход"... но все же черные лестницы пахли в основном кошками".

"У меня нет мировоззрения, у меня есть нервы", словами Акутагавы мог бы сказать о себе настоящий язвительно-вежливый Петербуржец. Как заключает человек, воплощающий петербургский снобизм, Анатолий Найман, его поколению было свойственно "сохранение независимости во что бы то ни стало до какой-то даже оголтелости... Прямая шея, прямые плечи, юнкерский взгляд, устремленный в навсегда далекую цель".

Довлатов писал: "Ленинград обладает мучительным комплексом духовного центра, несколько ущемленного в своих административных правах. Сочетание неполноценности и превосходства делает его весьма язвительным господином". Но без снобизма, отвращения к амикошонству, болезненного чувства собственного достоинства мы не были бы сами собой.

Корни

Откуда все это взялось? Петр создал новую столицу на чистом месте. "Ни кремлей, ни чудес, ни святынь", как писал Иннокентий Анненский. От "Надгробного слова Петру Великому" Феофана Прокоповича до пушкинского вступления в "Медный всадник" город вызывал восхищение одинаково казенное и непритворное, как своеобразное ВДНХ Российской империи. Он так же соотносился с допетровской культурой, как кагановичевская Москва с добольшевистской. Эдакая роскошная новостройка. И пока между властью и обществом (тогда целиком дворянским) существовала гармония, город, построенный с чистого листа, символизировал будущее России. Петербург воспринимался в духе идей прогресса и Просвещения, олицетворял блестящее время екатерининских орлов и генералов 1812 года. Петр оптимистически попирал змею и оправданно поднимал Россию на дыбы.

Разрыв интеллигенции с империей, обозначенный во второй части "Медного всадника", означал иной взгляд на Петербург. Отныне, вплоть до начала следующего века, он воспринимался как сталинская Москва подсоветским либеральным сознанием - нечто безвкусное, вненациональное, олицетворяющее власть, бюрократию, государственный произвол.

Петербург императорского периода - это двор, бюрократия, канцелярии, аудитории, редакции, гвардия. Можно сказать, что сословное общество вообще, а гвардия в особенности, жило не по законам, а по понятиям, сводящимся в итоге к системе запретов. Гвардеец не мог тратить мало, жить в Песках, носить мундир и фуражку не от портного Фокина, допивать бутылку шампанского до конца, торговаться в ресторане или магазине, терпеть оскорбление, жениться на купчихе, плохо говорить по-французски. Любовь к классическому Петербургу привела к реабилитации гвардейско-светской манеры поведения. "Ребяческий империализм" Мандельштама, неожиданное его желание пить в советском Ленинграде за "военные астры" (гвардейские эполеты), уход Гумилева добровольцем на войну, а потом участие в белом заговоре, сознательно культивируемый аристократизм Ахматовой, - следствие этого нового культа Петербурга.

Если до 1917 года в спор о двух столицах вносился некий историософский смысл, связанный с ролью петровского культурного переворота в российской истории, то между 1918-м и 1991-м ущемленные жители невских берегов вкладывали в свои антимосковские инвективы скрытый протест против советской власти и вообще не слишком симпатичной, да еще и лишившей их город столичного статуса. Собственно в это время и возник ленинградский регионализм, имевший в своем основании пассеистский миф: из тоски в 20-е по старому миропорядку, когда от Петербурга остались только архитектурные ансамбли, балет, Эрмитаж, пирожные "Норда" и Анна Ахматова.

Ну, а так как в Петербурге рефлексия всегда преобладала над деятельностью, а возможности самореализации в официальной культуре и бизнесе уступали Москве, сдержанная ирония, эрудиция, несколько манерная вежливость и неожиданная взбрычливость, наша гвардейско-разночинская кичливость и непонятное высокомерие всегда будут радовать или раздражать провинциалов и москвичей. В мире нет людей бесслезней, надменнее и проще нас.

[Write to "Pulse Санкт-Петербург"]

[Писать "Вольному Петербургу"]

[Писать в гостевую книгу]

[Смотреть гостевую книгу]

[МАНИФЕСТ] | [Предоставление гражданства] | [Маленькая страна] | [Исторический очерк] | [Современное состояние] | [О текущем моменте] | [Проект национального гимна] | [Публикации в прессе] | [Наши линки] | [Пресс-релиз] | [Наши анекдоты] | [Анекдоты из жизни] | [Культурный проект] | [Публицистика. Краеведение]