|
Владимир Сорокин
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Комната в квартире Марка. Стены заняты стеллажами с книгами. Марк и Маша сидят посередине комнаты за небольшим столом. Марк берет полупустую бутылку с водкой, тянется к машиной рюмке. МАША: (накрывает рюмку ладонью) Хватит, Марк. Если я напьюсь, мы с тобой ни до чего не договоримся. МАРК: (наливает себе) А я выпью с удовольствием. С тобой как-то замечательно хорошо пьется. По-московски. Будь! (выпивает, подходит к Маше, берет ее сзади за плечи, декламирует) Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: знаете, я выхожу замуж! МАША: Марк, мне не до шуток. МАРК: (целует ей руку) Машка, прошу тебя об одном - сваливайся на меня впредь так же неожиданно, как сегодня. МАША: Абгемахт. Слушай, зачем тебе так много книг? МАРК: (декламирует) Лучшему в своей жизни я обязан книгам. Кто сказал? Правильно. Горький. МАША: (берет сигарету) Да ну тебя... МАРК: (ловко подносит ей зажженную спичку) Марусь, ну что ты так расстраиваешься! Это слишком прозрачно, чтоб ломать голову. МАША: (бросает сигарету) Марк, ну это же пиздец! Влюбиться в мужика, чтобы потом сечь его?! Я ебаться с ним хочу! Я его хуй до сих пор не видела! МАРК: Увидишь. МАША: Ну расскажи, хоть что это? Он что, действительно мазохист? МАРК: (закуривает сигарету) Он мазохист не по психотипу, а по идеологии. У послевоенных немцев это часто. МАША: Как это? МАРК: Очень просто. Двойственность межличностных инверсий, приводящая к ассиметричному выравниванию гиперэмоциональных установок за счет механизма психо-соматического отождествления. МАША: Переведи. МАРК: Твой Гюнтер мстит своему отцу. МАША: Причем здесь отец? Он же давно дал дуба! МАРК: Это не важно. МАША: Но почему он трахаться не может? МАРК: Во-первых, не хочет плодить зло, то есть - продолжать телесность своего отца. Во-вторых, мстит отцу, отождествляясь с жертвой. Еврейская женщина сечет сына фон Небельдорфа. Интерес к еврейской культуре - тоже месть. МАША: Еб твою мать! Но это же просто... власть мертвеца?! Новый роман Стивена Кинга! МАРК: Скорее - это Хичкок. "Психо". С той разницей, что история "Психо" - капля в море патологически здоровой Америки. А случай Гюнтера в Германии - сплошь и рядом. МАША: Правда? А я думала - наоборот, немцы здоровее всех! Пиво, сосиски? А потом попеть - Майн либер Августин. МАРК: Это - до войны, Маша. Сейчас все совсем по-другому. Современная Германия напоминает мне человека, впервые пережившего состояние аффекта. МАША: Это что, эпилепсия? МАРК: Почти. Эпилептик просто падает и бьется. Аффектированный человек совершает странные и страшные вещи, а потом ничего не помнит. Так вот. Жил такой культурный, добропорядочный господин, ходил по будням в свою контору, по воскресеньям - в кирху. Ходил, ходил, а потом вдруг в один прекрасный день выскочил на улицу, стал бить витрины, собак, людей. Поджег чего-нибудь. Кричал. А потом насрал себе в штаны и заснул. А когда проснулся, ему подробно рассказали что он делал. Дали каких-то пилюль, прописали водные процедуры. И вроде все прошло. Но. Стал он с тех пор всего бояться: витрин, людей, собак. У него закурить спросят, а он спичку зажечь не может - ему поджог мерещится. Но с Германией-то обошлись круче, нежели с этим господином. Ей не пилюли прописали, а плеть. И высекли всем миром. Да так, как никого никогда не секли. МАША: Тебе жалко немцев? МАРК: Нет. С какой стати еврею жалеть немцев? Мне немецкую культуру жалко. Литературу, философию. Кино. МАША: Почему? МАРК: Да потому что - убожество. Боятся они спичку зажечь. А по-моему, коль ты огня боишься, лучше вообще бросить курить. МАША: (восхищенно) Ну, Марк... теперь я понимаю... МАРК: Что ты понимаешь? МАША: Почему тебя нигде не печатают. МАРК: (смеется) Машенька, я этому не придаю значения. Писал я в стол в Москве, пишу в стол здесь. Какая разница? Жена зарабатывает, крыша над головой есть. Я об одном жалею. МАША: О чем? МАРК: Что я не состоялся в Германии как психиатр. Маша, какой здесь материал! После русских шизоидов, которыми я объелся, которыми я сыт по горло, - немецкие невротики! Это... как устрицы после борща! Здесь все пропитано неврозом - политика, искусство, спорт. Это разлито в воздухе, на площадях, в университетах, в пивных... кстати о пивных. Вот тебе наглядный пример. Первый год эмиграции. Берлин Кройцберг. В какую-то жуткую пивную потащил меня Мишка. Сидим, пьем пиво. Народ вокруг крутой, громкий. И один здоровый рыжий детина все время на меня посматривает. Пьет пиво и посматривает. МАША: Голубой? МАРК: Я тоже сперва решил. Но потом присмотрелся - не похож. Да и какой из меня любовник! Нет, вижу - там что-то другое. Неуютно мне как-то стало и пошел я пописать в сортир. Пописал, застегиваюсь, поворачиваюсь - а передо мной этот детина. И в сортире, как бывает в таких случаях - ни души. Ну, думаю, пиздец тебе, Марк. А детина, между тем, меня спрашивает: Вы еврей? Собрал я свою маленькую волю и отвечаю: Да, я еврей. А немец опускается передо мной на колени и говорит: От имени немцев, которые принесли столько страданий вашему народу, я прошу у вас прощения. МАША: Не может быть! (со смехом) Но это... пиздец! Не верю! МАРК: Я не вру. Мне тогда так стало неловко. Я вылетел пробкой из этой пивной. Ну? Где, в какой стране такое возможно? МАША: (качает головой) Пиздец! Да... В России никто перед евреем в сортире на колени не опустится. Ой, Марк! У меня от всего этого голова кругом идет. Давай выпьем. МАРК: Идея не плоха (разливает водку по рюмкам). МАША: Лучше б я этого ничего не знала. МАРК: Незнание - сила. Это верно. Но ты ко мне сама приехала. МАША: Тогда - за знание? (поднимает рюмку). МАРК: За знание (поднимает свою). Чокаются и пьют. МАША: (закуривает) Господи, ну почему так много обломов? Мечтаешь-мечтаешь. Едешь-едешь в какой-нибудь Париж. А там негры и квартира без горячей воды. МАРК: Благодари Бога, что есть холодная. МАША: Вот ты всегда умел довольствоваться малым. Хотя обломов у тебя в жизни было больше, чем у меня! (смеется) Загадка ты наша! МАРК: Все просто, Машенька. Помнишь романс "Мне все равно - страдать, иль наслаждаться"? МАША: Ну? МАРК: Ну. Мне все равно. Страдать иль наслаждаться. Я хомо советикус. Организм, приспособленный для выживания в любых условиях. Без горячей воды. Без холодной. Без сортира. Без воздуха. МАША: (пристально смотрит на него) Наливай. Марк наполняет рюмки. МАША: Давай, за тебя. Чтоб твою книгу напечатали. МАРК: Я уже сказал, что это не важно. За нас. МАША: За тебя, Марк, за тебя. Чокаются, пьют. МАША: (после паузы) Значит, тебе все равно где жить? На Западе или в России? МАРК: Слушай, курочка, что ты мне зубы заговариваешь? Ты для чего ко мне в час ночи прилетела? Про Запад и Россию рассусоливать? МАША: (трет виски и трясет головой) Не могу... МАРК: Что? МАША: Как вспомню Гюнтера... ой, блядь, забыть бы это все. МАРК: Правильно. Забудь (смотрит на часы) Иди баиньки и забудь. Теперь это не твоя забота. Официально заявляю тебе: я за это дело берусь. МАША: (бросается ему на шею) Спасибо, милый! МАРК: Скажи, у него осталось что-нибудь от отца? Дневники, фотографии, бумаги? МАША: Нет. Он все сжег. Только крюк остался. МАРК: Что за крюк? МАША: Тот самый. Стальной. На котором отец вешал партизан. Он его привез домой, как трофей. А Гюнтер только это и сохранил. Весело, не правда ли? МАРК: Очень... (машет на нее руками) Спать, спать! Уже светает. МАША: (вздыхает) Да... и впрямь устала (встает) У тебя-то хоть есть горячая вода? МАРК: (задумчиво) Вторая дверь направо. МАША: С добрым утром (уходит) МАРК: (после продолжительной паузы) Вот тебе, мрамор. Свет гаснет и в призрачном освещении появляются Фабиан фон Небельдорф и Софья Гальперина. Они в соответствующих униформах, с пистолетами в руках. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: (убирает пистолет в кобуру) Ну и денек. ГАЛЬПЕРИНА: (убирает пистолет в кобуру) Ну и денек. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: (с усталым вздохом расстегивает ворот) Интересно, когда я наконец нормально высплюсь? ГАЛЬПЕРИНА: (с усталым вздохом расстегивает ворот) Интересно, когда я наконец нормально высплюсь? ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: (закуривает) Устал, как собака. ГАЛЬПЕРИНА: (закуривает) Устала, как собака. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Эти сволочи так громко орут. ГАЛЬПЕРИНА: Эти сволочи так громко орут. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Кретины. Ненавидят нас за то что мы несем им свободу. ГАЛЬПЕРИНА: Кретины. Ненавидят нас за то что мы несем им свободу. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Чем больше убиваешь, тем больше их становится. ГАЛЬПЕРИНА: Чем больше убиваешь, тем больше их становится. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Ничего. Время работает на нас. ГАЛЬПЕРИНА: Ничего. Время работает на нас. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: На войне каждый должен быть на своем месте. ГАЛЬПЕРИНА: На войне каждый должен быть на своем месте. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: И хорошо делать свое дело. ГАЛЬПЕРИНА: И хорошо делать свое дело. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Во имя наших детей. ГАЛЬПЕРИНА: Во имя наших детей. ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: (истерично кричит) Вилли! Принеси шнапса!! ГАЛЬПЕРИНА: (устало) Петренко. Плесни мне спиртика. Фон Небельдорф и Гальперина исчезают. МАРК: (берет со стола лист бумаги, читает вслух) Дорогой Гюнтер, прости за внезапное исчезновение. Я дошла до предела, за которым безумие и распад личности. Идти дальше на поводу у твоей патологии я больше не могу. Ты стал заложником прошлого, рабом коллективного бессознательного. Ты борешься с мертвецом, теряя человеческий облик, становясь живым трупом, куклой. Страшно видеть это, но еще страшнее участвовать в этом. Если ты любишь меня, если хочешь чтобы мы были счастливы, если в тебе не угасло желание стать нормальным мужчиной, мужем, отцом, если ты готов раз и навсегда покончить с кровавыми призраками прошлого, - позвони мне в Кельн и скажи: Я готов. Твоя Маша. Марк складывает лист, вкладывает в конверт. Свет гаснет. Телефонный звонок. БАБУШКА: Але? МАША: Бабуля, милая, здравствуй. БАБУШКА: Машенька? Детка, ты откуда? МАША: Все оттуда, бабушка. БАБУШКА: Как твое здоровье? МАША: Отлично, бабуля. Послушай меня внимательно. Мне очень нужна одна вещь. БАБУШКА: Какая? МАША: Открой свой сундук, там справа под маминым мундиром ее старые коричневые туфли. БАБУШКА: Фронтовые? МАША: Да, да. Они мне очень нужны. БАБУШКА: Машенька, но они же рваные. Зачем они тебе? МАША: Бабуля, после объясню. От меня приедет человек, передай их ему, пожалуйста. Поверь, это очень важно. БАБУШКА: Но... а что случилось? МАША: Ничего. Мне очень нужны мамины туфли. Ты поняла? БАБУШКА: Не поняла. Но я все сделаю, детка. Телефонный звонок. МАША: Ало? ГЮНТЕР: Я ггготов. МАША: Милый мой, слава Богу. ГЮНТЕР: Что я дддолжен сссделать? МАША: Скажи... ты действительно хочешь забыть все это? ГЮНТЕР: Да, да, да! Маша... я... Машенька... ты сволочь! Сссволочь! МАША: Гюнтер, милый Гюнтер... ГЮНТЕР: Ттты сбежала от меня, кккак шлюха! Мне тттак плохо... я очччень устал, я не ссспал всю неделю. Я не могу бббез тебя. МАША: Я люблю тебя. ГЮНТЕР: Я лллюблю тебя... Что я дддолжен делать? МАША: Не задавать вопросов. Это во-первых. А во-вторых - верить, что ты можешь стать нормальным человеком. ГЮНТЕР: Я дддолжен лечь в клинику? МАША: Нет. Мы должны с тобой совершить одну поездку. Очень необычную. Будем считать, что это наше свадебное путешествие. ГЮНТЕР: Кккуда мы поедем? МАША: Ну вот, ты уже задаешь вопросы! ГЮНТЕР: Хххорошо, я не буду... МАША: Ты должен исполнять все, что я тебе скажу. Иначе ты не излечишься. ГЮНТЕР: Хххорошо. МАША: Возьми крюк отца и отправляйся в Гамбург. Там возьми на прокат черный мерседес, самый большой и самый дорогой. Завтра в 9 утра жди меня в аэропорте. ГЮНТЕР: Хххорошо. Телефонный звонок. СЛУЖАЩАЯ: Костюмерная "Рунге унд Бауэр", добрый день. МАША: Добрый день. Я хотела бы взять на прокат два мундира: оберфюрера СС и майора НКВД. СЛУЖАЩАЯ: 35 марок в сутки. Вспыхивает свет. Белая сцена и белый задник. Маша в форме майора НКВД, голый Гюнтер. МАША: (распаковывает сверток с мундиром оберфюрера) Вот. Одевайся. ГЮНТЕР: (оторопело смотрит на мундир) Чччто? МАША: Одевай быстро. ГЮНТЕР: Я? МАША: Да, ты! ГЮНТЕР: Я... я никогда ннне надену эттто говно. МАША: (угрожающе смотрит ему в глаза) Одевай. ГЮНТЕР: Нет! Ннникогда... говно... ггговно... МАША: Одевай! ГЮНТЕР: Нет! Нет! Нннет! МАША: (бьет его) Одевай! ГЮНТЕР: Ннникогда! МАША: (бьет) Одевай, дурак! Одевай, сволочь! ГЮНТЕР: Нет! Нет! Нннеееет!!! МАША: (опускается перед ним на колени) Я прошу тебя. Ну, я прошу тебя... очень прошу, очень. ГЮНТЕР: (после долгой паузы) Ззза это могут арестовать. МАША: Ты не должен об этом думать. Думай о том, что это нужно тебе, нужно нам (помогает ему одевать мундир) И ничего не бойся. Пока ты со мной - ничего не случится. ГЮНТЕР: Я не могу... не могу... МАША: (застегивает ему пуговицы) Ты все можешь. Мы с тобой все можем. Мы сильные! Правда? (встряхивает его) Правда? ГЮНТЕР: (обнимает ее) Правда. МАША: Поехали. Из белой сцены возникают белые фигуры существ. Каждое существо сопряжено с частью черного мерседеса. Существа собираются вместе, тем самым складывают из частей мерседес. Гюнтер и Маша садятся на край сцены. Звучит немецкий марш "Heute wollen wir marschieren..." Существа начинают двигаться в такт музыке и вместе с ними колышется, движется мерседес. МАША: В 10 мы выехали. Гюнтер за рулем в мундире оберфюрера, я рядом в форме майора НКВД. Было солнечное весеннее утро. Наш автопробег Гамбург-Оберзальцберг длился восемь часов. Мы проехали всю Германию. Какая маленькая страна. Теперь я понимаю их лозунг, про который мне рассказывал папаша: Дас Фольк онэ Раум. Раума в Германии действительно маловато. Зато классные автобаны. Да и мерседес-600 тоже не последнее говно. Как сказал бы твой любимый поэт: это черный леденец, обсосанный богами Валгаллы и выплюнутый на просторы Земли. Он набит всякой всячиной, но, когда мне Гюнтер дал порулить, я поняла, что не хватает двух вещей: хуя в сиденье и пулемета спереди. Несись, ебись и стреляй и никакого мужика не надо! ГЮНТЕР: Маша, кккуда мы едем? МАША: На юг, милый. ГЮНТЕР: Кккуда конкретно? МАША: Ты обещал не задавать вопросов. Расслабься и перестань потеть, а то мы врежемся. ГЮНТЕР: А ты... уввверена, что это поможет? МАША: Абсолютно. ГЮНТЕР: Ммможно я хотя бы другую мммузыку поставлю? МАША: Нельзя... Но как мы ехали, солнышко! Никогда не забуду. Как нам сигналили, как крутили пальцем у лба, как кричали вслед: свиньи! фашисты! Три раза нас останавливала полиция. Они были хорошо информированы многочисленными автобанными осведомителями, но явно растеряны и не готовы к решительным действиям. Все кончалось проверкой документов и нелепыми вопросами, на которые Гюнтер, потея, отвечал. ГЮНТЕР: Эттто мое личное дело. МАША: Они оторопело возвращали документы. Все-таки немцы удивительно серьезный народ. В Москве на Красную площадь выходи в эсесовской форме - никто тебе слова не скажет. А здесь - вопрос жизни и смерти. В Фульде на бензоколонке в нас бросили пивной бутылкой, под Нюрнбергом за нами безуспешно погналась гэдээрашная семья на "траби", в Ингольштадте нам аплодировали двое парней на мотоциклах, в Мюнхене на нас молча пялились, не выражая особых эмоций, возле чудесного Хим Зее мы чуть не раздавили белку и нам плюнула в лобовое стекло какая-то старушка, Гюнтер проехал еще пару километров, резко затормозил, выскочил из машины и побежал, срывая китель (Гюнтер вскакивает и бежит). ГЮНТЕР: Все! Все! Хххватит! Ннненавижу это ггговно! Ннненавижу! МАША: Гюнтер, прекрати! Стой! (бежит за ним) ГЮНТЕР: Ннненавижу! Ннненавижу! МАША: (ловит его, падает вместе с ним) Стой! (Гюнтер всхлипывает, Маша обнимает его, прижимает к себе) Последние километры. Баварские Альпы. Бад Райнхельхаль, Винкль, Бишофвизен и - Берхтесгаден. По серпантину мы поднялись на Оберзальцберг. Когда мы въехали на плато и возле Hotel zum Turken Гюнтер заглушил мотор, (существа перестают двигаться) я вышла из машины, вдохнула этот воздух, посмотрела вокруг (мерседес плавно разваливается на части, существа группируются по-новому, собирая из частей мерседеса горный пейзаж) Гитлер был очень не дурак, выбирая такое место. Дух захватывает. А людишки внизу кажутся муравьями. Свет гаснет. Появляется луна, загораются звезды. МАША: Гюнтер, вставай. ГЮНТЕР: А... что? Мммаша... который час? МАША: Не важно. ГЮНТЕР: Мой Бог... значит это был не сссон... я в этом ужасном мундире, в этттом гадком месте... МАША: Наклонись сюда. ГЮНТЕР: Чччто это? МАША: Кокаин. Осторожней. Выдохни, а теперь нюхай. Резко. ГЮНТЕР: (вдыхает) Аааа... МАША: (нюхает) Вот так. ГЮНТЕР: Он гггорчит... я раньше ннникогда не пробовал... МАША: Пошли. ГЮНТЕР: Как тихо... МАША: (поднимается на возвышение) Вот здесь стоял дом Гитлера. ГЮНТЕР: (подходит к ней) Я лллюблю тебя. Дддаже здесь, дддаже в этом пппроклятом месте я люблю тебя. МАША: (обнимает его) Милый. Я тоже люблю тебя. Мы с тобой никогда не расстанемся. Появляется Маша-2 в белом длинном платье с букетиком ландышей. Маша смотрит на нее. МАША-2: (кивает) Давай... Гюнтер и Маша проваливаются внутрь возвышения, оказавшимся странной конструкцией из существ и частей мерседеса. Конструкция подсвечивается алым светом и начинает двигаться, словно пережевывая Машу и Гюнтера. Они кричат. МАША-2: (нюхает ландыши) Прости меня, ангел мой, но адекватно описать то, что произошло с нами, я не в состоянии. Причина тому не страх и не отвращение, но отсутствие отстраненного взгляда на нас, невозможность холодного наблюдения. Ты знаешь, я никогда не была равнодушной, расчетливой, сдержанной. Я умела отдаваться без остатка. Эта ночь не стала исключением. В потрясенной душе моей алыми всполохами оживают те 46 минут. Но мне трудно собрать воедино осколки этой божественной мозаики. Я помню Голубое Желе на мужских ключицах, помню вхождение Крюка Отца в мой анус, помню Мамину Туфлю, разрываемую впервые восставшей плотью Гюнтера, помню сломаный Платиновый Пояс Верности, помню трещину в Багровой Преграде. План Марка оказался поистине гениальным. Все стихает. МАША: Утром мы проснулись голые на молодой траве и совершили наш первый полноценный акт любви. Конец четвертого действия ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ Спальная комната в мюнхенском особняке Гюнтера. Маша и Гюнтер только что проснулись и лежат в постели. МАША: (потягиваясь) Оооой! А мне сон приснился. ГЮНТЕР: (совершенно не заикаясь) Ты знаешь, милая, мне тоже. МАША: Правда? Вот здорово! Только чур я первая рассказываю! ГЮНТЕР: О'кей. МАША: Дай закурить! Гюнтер дает ей сигарету, берет себе. Они закуривают. МАША: (садясь на лежащего Гюнтера) Значит, будто я в Москве. Справляем у Маринки Новый год. Мы всегда у нее справляли, в Гнездиковском. Компания человек десять. ГЮНТЕР: Меня нет? МАША: (целует его) Нет, солнышко. Вот. Будто уже без четверти двенадцать и по телевизору начинается поздравление от имени партии и правительства. Читает Брежнев или Горбачев, не помню. "Желаю вам новых побед на фронте социалистического строительства". И так далее. Я говорю: ну, что, ребят, открывайте шампанское. А на меня как-то странно смотрят все. А Борька, Маринкин любовник, берет бутылку с малиновым сиропом и начинает всем разливать. А Маринка вслед за ним туда же, в бокалы - воды из ее бабушкиного графина. И все берут чайные ложечки и начинают молча громко размешивать в бокалах эту бурду. И сидят надувшись, как индюки. Я говорю: вы что, охуели? Где шампанское? Они молчат. Смотрю, а на столе - никакой выпивки. Ни водки, ни вина. Только малиновый сироп. И тут я только все вспоминаю! Оказывается, в России объявлен сухой закон! И двенадцать бьет! Проснулась в холодном поту! Вот ужас, а?! ГЮНТЕР: (целует ее) А мне не страшный сон приснился. МАША: Трахался с кем-то? ГЮНТЕР: Нет! Смешной сон. Будто мы с покойным дядюшкой Георгом охотились на мышей. МАША: Мыши - это к деньгам. ГЮНТЕР: Правда? Я не знал. Мне часто мыши и крысы снятся. МАША: Поэтому ты у нас такой богатенький! А мне ни одной мышки никогда не приснилось! Все сны - про водку, да про море. ГЮНТЕР: А это к чему? МАША: Водка - к случайным знакомствам. А море... море - это к ебле. Целуются. В дверь стучат. МАША: Войдите! Входит Элисказес, ввозит тележку-столик с завтраком. ЭЛИСКАЗЕС: С добрым утром. МАША: О, отлично! Я уже голодная! ГЮНТЕР: С добрым утром, Элисказес. Который час? ЭЛИСКАЗЕС: Четверть двенадцатого, господин фон Небельдорф. ГЮНТЕР: (тянется) Ой, Маша... какие мы с тобой сони! МАША: Без сна и пищи человек не может существовать. Кто сказал? ГЮНТЕР: Не знаю. МАША: Чехов. А может - Солженицын. Не помню точно. ЭЛИСКАЗЕС: (раздвигает шторы) Дождь перестал. С утра было солнце. МАША: Отлично! Поедем в горы? Загорать и форель есть! ГЮНТЕР: Маша, я сегодня хотел зайти в мою контору. Я не был там почти неделю. МАША: Ни в какую контору ты больше не пойдешь. Никогда! Понятно? ГЮНТЕР: Но, милая, надо хотя бы известить их, что я ухожу. МАША: Никогда! Никогда! (обнимает его) Они долго целуются. Элисказес, тем временем, раскладывает и ставит перед ними на кровать небольшой стол, сервирует его, раскладывает по тарелкам Вайссвурст, наливает в бокалы Вайссбир, кладет Брецель. МАША: (с трудом отрывается от Гюнтера) А! У меня губы лопнут! Ты так целуешь, так... так... милый! Сердце останавливается! ГЮНТЕР: Я люблю тебя. МАША: Я с ума по тебе схожу! ЭЛИСКАЗЕС: (закончив со столом) Прошу прощения, кофе и фрукты подать, как всегда, в столовую? ГЮНТЕР: (гладя щеку Маши) Да, да... Элисказес уходит. МАША: (берет бокал с пивом) Ах, милый, как хорошо с тобой. ГЮНТЕР: (чокается с ней) За тебя, моя прелесть. МАША: (отстраняется) Стоп, стоп! Ты забыл наш уговор? До свадьбы - каждый первый тост - за Марка. ГЮНТЕР: Да, да, извини. За Марка! МАША: За замечательного, гениального, умного, мудрого Марка! Если бы не он... (встряхивает головой) Ой, не знаю, что было бы! Как вспомню твою спину, этот ремень, эти крики, эти твои утренние глаза запуганного кролика! Милый! ГЮНТЕР: Забудь все, Маша. Все позади. За Марка. Пьют пиво и с аппетитом едят Вайссвурст. МАША: Я влюблена в это пиво. И с каждым днем влюбляюсь все больше. ГЮНТЕР: Тебе нравится Вайссбир? МАША: Очень! Хотя сначала, когда ты дал мне попробовать, оно мне показалось странным. Странный вкус и мутное какое-то. Когда у меня была гонорея, моя моча была такой же мутной (смеется) Прости, пожалуйста! (берет Гюнтера за руку) Скажи честно. Я дура? ГЮНТЕР: (обнимает ее) Ты прелесть. Я готов пить твою мочу. МАША: (с улыбкой) Давай лучше пиво пить. Второй тост помнишь? ГЮНТЕР: За Фрейда. МАША: (с расстановкой) За наше-го гени-ально-го Зигмун-да Фрей-да. Чокаются и пьют. МАША: (ест) Все люблю, кроме вашей сладкой горчицы. Никак к ней не привыкну. Настоящая горчица, по-моему, должна слезы из глаз выжимать и очищать голову от дурных мыслей. В дверь стучат. ГЮНТЕР: Войдите! Входит Герд с телефонной трубкой в руке. ГЕРД: Господин фон Небельдорф, звонит господин Рошаль из Хагена. Я бы не осмелился вас беспокоить, но он просит вас дать ответ немедленно. Это по поводу той самой Торы. Он вчера получил ее и хочет знать покупаете вы, или нет. Всего 12000 марок. Если нет - он продаст ее Хюттелю. ГЮНТЕР: (вытирает губы салфеткой) Какая Тора? ГЕРД: Львов, первая половина XYIII века. В сентябре вы писали ему о ней. ГЮНТЕР: (кивает) Я вспомнил (берет у Герда трубку) Господин Рошаль, добрый день. Здесь Гюнтер фон Небельдорф. Рад слышать вас. Что? Почему? Вам так кажется? (смеется) У вас хороший слух. Да. Вы правы. Голос немного изменился. Но не только голос. Изменились обстоятельства моей жизни. Во-первых, я женюсь. И приглашаю вас с супругой ко мне в Мюнхен 10 мая на нашу свадьбу. Спасибо, спасибо. Во-вторых. Я больше не покупаю еврейские реликвии и живопись еврейских художников. Моя коллекция завершена. Я собираюсь подарить ее Варшавскому этнографическому музею. Я очень прошу вас сообщить об этом Франку Митамайеру, Габи Лейпольд и Заре Бакштейн. Пусть они больше не беспокоятся на мой счет. Хорошо? Отлично! Ждем вас 10-го. До свидания. МАША: (восхищенно) Слушай, ну ты говоришь... просто, как Вайтзеккер! ГЮНТЕР: (весело бросает трубку Герду; тот неловко ловит ее) Что с вами, Герд? У вас опять приступ мигрени? ГЕРД: Нет, господин фон Небельдорф. Просто... я не могу поверить, что вы не заикаетесь. МАША: (весело) А вы поверьте! ГЮНТЕР: Поверьте, Герд! ГЕРД: (растерянно улыбаясь) Я попробую. Уходит. МАША: (допивает пиво, встает, надевает халат) Интересно, получил Марк наш подарок? ГЮНТЕР: Обычно такая доставка... не более двух суток. МАША: А вдруг он не умеет водить машину? ГЮНТЕР: Будет повод научиться. МАША: В крайнем случае жене отдаст... погоди. Господи! Я же совсем забыла! ГЮНТЕР: Что, милая? МАША: Я дура набитая! У меня же в одиннадцать примерка! ГЮНТЕР: Примерка чего? МАША: (в отчаянии) Как чего?! Свадебного платья! Ты забыл, что у нас свадьба? ГЮНТЕР: (ловит ее за руку, подтягивает к себе, обнимает) Не волнуйся. Они будут ждать столько, сколько нужно. МАША: (немного успокоившись) Знаешь... я все равно волнуюсь. Просто... я никогда не надевала свадебного платья. ГЮНТЕР: Тогда мы поедем вместе на примерку. МАША: (целует его руку) Спасибо тебе. Ты... ты такой... ГЮНТЕР: Какой? МАША: Ты очень необычный человек. ГЮНТЕР: Ты еще более необычная. Я хочу видеть тебя в свадебном платье. МАША: Оно еще не готово... это же первая примерка! ГЮНТЕР: Это не важно. Едем? МАША: Едем, милый! Свет гаснет. Появляется Маша-2. МАША-2: Так прошла еще одна неделя. Неделя предсвадебных хлопот и приготовлений. Неделя любви. Я была на седьмом небе. Он любил меня так часто, что на моем теле не осталось живого места. В субботу, в последний день перед свадьбой, мы решили бросить все и всех. И уехали в горы. Гуляли, целовались. Загорали на нагретых солнцем камнях. Обедали в горном ресторанчике "Майндельай". Ели форель "блау", пили "Шабли". До машины он нес меня на руках. Он был красив, как Дэвид Боуи. Сели в наш "Порше" и погнали по серпантину. И тут Гюнтер говорит... ГЮНТЕР: Я хочу тебе показать одно место. Особенное место. МАША: Особенное? ГЮНТЕР: Да, особенное. Но не для всех. А для рода фон Небельдорфов. МАША: Интересно. Расскажи. ГЮНТЕР: Имение фон Небельдорфов было под Нюрнбергом. В 1672 году пришла чума. В семье моего предка Карла погибли все, кроме него. Жена, мать и шестеро детей. Как человек набожный и впечатлительный он увидел в этом Божью кару. Бросил все и со своим слугой отправился в монастырь Св. Марка, дабы постричься в монахи. Настоятелем там был его дядя. Они пошли пешком. И на ночлег остановились возле небольшого горного озера. Озеро кишело рыбой, а они были голодны. Сняли с себя одежду, сделали из нее нечто вроде бредня, закинули в озеро и вытащили ворох рыбы. И там была одна странная рыба - серебристая с очень длинными плавниками и хвостом. Тоже серебристыми. Карл съел эту рыбу и лег спать. И ему приснился сон. Будто из озера вышла женщина с мечом, рассекла ему живот, вынула из живота шесть таких же серебристых рыб и бросила в озеро. Потом она поднесла к глазам Карла меч и он прочел на нем надпись: "Твой дом не будет пуст". МАША: Ничего себе! И что дальше? ГЮНТЕР: Он проснулся и решил вернуться домой. А когда вернулся, то застал дома девушку с длинными и совершенно белыми волосами. Ее семья в Нюрнберге тоже погибла. И ей приснился старец, который указал ей посохом на восходящее солнце, то есть - на восток, и сказал: "Свяжи себя с Туманом". И она пошла на восток, ничего не понимая. И только когда дошла до владений Карла и услышала, что он Небельдорф, все поняла. Они поженились и она родила ему шестерых детей. Все они были альбиносами. Как и я. Как и мой дед. МАША: С ума сойти! Почему ты мне раньше не рассказал? ГЮНТЕР: Карл выстроил маленькую часовню на том месте, где он спал в ту ночь. И все фон Небельдорфы... в общем, у нашего рода есть один ритуал. Накануне свадьбы надо войти в часовню со своей избранницей, опуститься на колени. Жених должен сказать невесте: "Свяжи себя с Туманом", а невеста жениху : "Твой дом не будет пуст". Так делали все мужчины нашего рода. И все браки были счастливые. Было много детей. Много денег. Вот так. МАША: Как интересно! Но почему ты молчал об этом? ГЮНТЕР: Ну... я думал... я боялся, что ты поднимешь меня на смех. С твоим ироническим отношением ко всему... МАША: Дурак. Я верю во все, что приносит счастье. ГЮНТЕР: И ты войдешь со мной в часовню? МАША: Конечно! МАША-2: Минут двадцать мы колесили по горам, потом съехали в лощину, она пошла круто вниз, и я увидела озеро. Маленькое милое озеро. Вокруг сосны, да ели и ни души. Увидела и часовню. Она стояла почти у воды. Этот райский уголок стал приближаться, как вдруг... знаешь, бывают в жизни минуты, даже - секунды, когда на твоих глазах происходит такое, что ты совершенно не понимаешь, не можешь сравнить с чем-либо. От этого непонимания мозг твой превращается в вареный овощ, а тебе остается одно - открыть рот и замереть. Слева, огибая озеро, из хвойной зелени выплыл громадный серебристый фургон. Пока он проходил поворот, чтобы выехать нам навстречу, мы читали синие слова на его сверкающем боку: Роза Абзатц и Фабиан Хакен МРАМОРНЫЕ СВИНЬИ МАША-2: Я почувствовала как окаменел Гюнтер, я увидела как его руки мгновенно побелели на руле. Фургон ехал нам навстречу, мы мчались ему в лоб, метрах в двадцати я выдавила из себя крик, никак не подействовавший на окаменевшего Гюнтера. В последнюю секунду фургон резко свернул вправо, мы врезались левой фарой в его заднее колесо, нас отбросило и закрутило на пустой дороге. Сам фургон ухнул вниз, к озеру, проломился сквозь молодой ельник, снес часовню, как карточный домик, въехал по брюхо в озеро и остановился. Из кабины выпрыгнул шофер, ополоснул лицо водой и неторопливо подошел к нам. Он говорил спокойно, но подчеркнуто сухо. ШОФЕР: Вам надоело жить, мой господин? МАША-2: Гюнтер не отвечал. ШОФЕР Что с ним? Он пьян? МАША: Нет... он не пьян. Простите нас, пожалуйста. ШОФЕР: Надо вызывать полицию. Я видел дорожный телефон километрах в трех отсюда. МАША: Я съезжу и вызову. Мы все вам компенсируем. ШОФЕР: Благодарите Бога, что я свернул. А то бы осталась лепешка от вашего порша. И от вас. МАША-2: Он пошел к фургону. Пока я помогала Гюнтеру выйти из машины, шофер открыл задние двери фургона, а там на крюках висели туши свиней мраморной породы. Как зачарованные, мы подошли к фургону. ШОФЕР: Мне тоже повезло. Если б не эта часовня - лежать бы машине на дне озера. ГЮНТЕР: Жжжжаль... ШОФЕР: Что жаль? ГЮНТЕР: Сссвиней... ШОФЕР: (со смехом) Свиней? Чего их жалеть! Чем больше убиваешь, тем больше их становится. Вспыхивает яркий свет. На сцене две пары новобрачных: Гюнтер с Машей и Фабиан фон Небельдорф с Розой Гальпериной. Их окружают все действующие лица пьесы, включая существ. Тихо звучит свадебный марш Мендельсона. МАША: Все рухнуло, как снежная лавина. МАРК: Двойственность межличностных инверсий, приводящая к ассиметричному выравниванию гиперэмоциональных установок за счет механизма психо-соматического отождествления. МАША-2: Правильно, что ты не состоялся в Германии как психиатр. ГЮНТЕР: Гггосподин Рррошаль! Я пппокупаю Тттору! Я пппокупаю ссемисвечник! Я пппокупаю кккниги Шшшнеерсона! Я ппокупаю все! Все! Все! ЭЛИСКАЗЕС: Русскую водку не надо охлаждать слишком сильно. ШОФЕР Реакция. Вот что спасает человека. ПОВАР: Меньше красного перца, но больше белого. ГЕРД: Ваш любимый ремень, господин фон Небельдорф, на третьей полке слева. ГАЛЬПЕРИНА: Мраморные свиньи! Оптовые поставки! В самые сжатые сроки! Гарантия сто процентов! ФАБИАН ФОН НЕБЕЛЬДОРФ: Ради наших детей! Ради наших детей! СУЩЕСТВА: Свяжи себя с Туманом! ВСЕ: Твой дом не будет пуст! Свадебный марш звучит все громче и трансформируется в подобие военного марша. Конец
|
| No 8 CONTENTS | MESTO PECHATI | PUBLICATIONS |