...Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я так на руки брала!
А я так за уши драла!
А я так пряником кормила!А.С.Пушкин, "Евгений Онегин"
Сейчас уже нелегко понять, как нам удавалось когда-то жить в мире без компьютеров. Мы делали вещи, на наш теперешний просвещенный взгляд едва ли не превосходящие человеческие возможности: без ошибок (ну, почти без) печатали на машинке, рисовали графики на миллиметровке и даже были способны выполнять довольно сложные вычисления. Теперь все это в прошлом, и, думаю, всякий, кому доводилось рассчитывать, скажем, линейную регрессию с применением в лучшем случае калькулятора с четырьмя действиями, хорошенько подумает, прежде чем предаться ностальгии.
А ведь большие компьютеры к тому времени существовали уже много лет. То есть по-настоящему большие и очень серьезные, как, скажем, знаменитый ЭНИАК. О том, что он был чудовищно огромен, уже вроде бы и поминать неудобно: кто только об этом не писал - когда с восхищением и почтительным ужасом, а когда с усмешкой. Но как тут не поддаться соблазну: 30 тонн, 1800 квадратных футов, шесть техников, занятых только заменой перегоревших радиоламп, благо ламп этих не много не мало 17 тысяч... Конечно же, молодому, но уже очень сильному монстру помогало взрослеть военное ведомство: и ракеты, и атомные бомбы требовали уймы вычислений. Компьютеры (по другую сторону железного занавеса то же самое называлось благозвучным и, главное, исконно русским словом ЭВМ) первоначально использовали как раз те организации, которые действительно могли нанять десять тысяч расчетчиков и обеспечить их работой на десять лет.
В январе 1975 года поступил в продажу персональный компьютер "Альтаир" (точнее, набор деталей, позволявший его собрать). Так началась компьютерная революция. Едва ли многие из современных пользователей смогли бы совладать с "Альтаиром": у него не было ни внешней памяти, ни принтера, ни клавиатуры; для программирования и ввода данных служили переключатели на передней панели. Такое устройство воистину годилось лишь на то, чтобы тешить любопытство (и гордыню) избранных энтузиастов. Казалось, что обыкновенным людям от него не больше проку, нежели, скажем, от крейсера "Аврора".
Как оно и бывает с революциями, человечество оказалось совершенно не подготовлено: ожидаешь увидеть хрустальные дворцы и свободный труд свободно собравшихся людей, а получаешь вшей и чрезвычайку.
Удивительно, однако никто из писателей-фантастов не предвидел, что сделают с нами компьютеры. Разумеется, были думающие машины и даже роботы. Правда, первый, чапековский робот был отнюдь не электронным и даже не позитронным (если верить Азимову, столь экзотическим частицам он отдал предпочтение лишь по причине более "футуристического" звучания), а сугубо биотехнологическим. Либо уж если были электронные мозги, так свободно изъясняющиеся, скажем, по-английски и порою наделенные едва ли не всеми признаками полноценной личности. В равной мере принято было и придавать им несколько странное, но, если вдуматься, вполне человеческое чувство юмора, и заставлять воспринимать сказанное на естественном языке до невероятия буквально. Никому не приходило в голову, что инструкции электронному мозгу придется давать в письменной форме.
Понятно, были машины, захватившие власть над миром и всячески третирующие несчастных людей, - но, в сущности, даже Форстер ("Машина останавливается") описал скорее метафорическую и потому малость абстрактную машину вообще, только очень большую. Открывался простор для антиутопий: если машина большая, значит, государственная, значит, наиболее естественным для нее занятием будет тотальный контроль и слежка. Ну, еще, пожалуй, управление войсками.
В фантастике самым известным из больших компьютеров стал, пожалуй, азимовский "Мултивак", колоссальная машина, сильно способствовавшая более разумному устройству общества и изнемогавшая под бременем "всех грехов мира". И, честное слово, казалось вполне возможным, что так оно и будет. Даже, пожалуй, формулировалось иначе: казалось вполне естественным, что именно так оно и будет. Ну, может, машина и не закомплексуется, но уж что она нам устроиться поможет - это как пить дать! И что будет она большая-пребольшая - тоже само собой разумелось. Ведь персоональных компьютеров выдумано не было, и десятки, если не сотни первобытных астронавигаторов вынуждены были пользоваться логарифмическими линейками, а то и попросту таблицами. А общаться с этой машиной будут, конечно же, только программисты - существа не менее экзотические, нежели астронавигаторы, но не в пример более цивилизованные.
Это у фантастов. А на самом деле получилось, что миллионы людей ежедневно пользуются миллионами машин, мощностью, вероятно, не уступающих "Мултиваку", но уж настолько более дешевых и компактных! И едва ли могли читатели фантастики вообразить себе пусть даже и четверть века назад, что компьютеры будут наикощунственнейшим образом использовать не для управления глобальной экономикой, не для полетов к Проксиме Центавра, а всего лишь для составления банальных отчетов и накладных. И, более того, что пользователи в массе своей не только ни в малейшей мере не будут походить на компьютерных полубогов, но будут порой затрудняться найти, куда вставить дискету.
Покорение едва ли тогда и названного виртуального пространства шло темпами, о каких не могли бы мечтать ни Сибирь, ни Дикий Запад. Поколению, вконец уделанному ядерной опасностью, не сознававшему и не желавшему сознавать, что оно и стало ПОКОЛЕНИЕМ лишь благодаря ядерной опасности, уход в RAM казался уютной и морально безупречной альтернативой безжалостному, по обыкновению, прогрессу. И навряд ли кто-нибудь (кроме опять же фантастов) тогда отдавал себе отчет в том, что гуманитарная, в сущности, первооснова очередного прорыва - разумеется, всего лишь еще одного из многих в истории человечества - именно по самой своей гуманитарной сущности и есть тот самый динамит, каким подрывают основы цивилизации.
Так некогда софисты порушили классическую греческую культуру (и поделом ей), после чего не без содействия тогдашней зачаточной формы военно-промышленного комплекса создали культуру эллинистическую, - право же, не столь бесплодную и вториччную, сколь задавленную молодым релятивизмом. И не так уж ведь, вообще говоря, плох релятивизм, но получилось, что он проложил дорогу христианству, - притом в самых эллинизированных землях самому густопсовому.
Странно и страшно об этом задумываться, но перспектива глобальной атомной смерти - может быть, именно из-за своей нечеловеческой жути - имела свойство обращать каждого не стопроцентно лояльного слугу режима в философа, пацифиста и абстрактного гуманиста. Не зря история Бомбы стала первым из мифов нашей эпохи. Вторым мифом стала история сопротивления немецких физиков созданию чисто арийской бомбы, - то, что теперь уже ясно, насколько она была именно мифом, только еще раз подчеркивает воинствующую и совершенно, вроде бы, неуместную моральность ядерной физики. А компьютеры... Что уж тут может быть особо ужасного - слова, они и есть слова. Или там коды. Только вот кто бы из ядерщиков - настоящих, классических, с трубкой, скрипкой и "Бхагавад Гитой", - кто бы, скажите мне, позволил себе сочинить что-нибудь эквивалентное компьютерному вирусу? Что классический ядерщик в большой мере фигура мифическая, - отчасти идеальный человек, отчасти современная ипостась культурного героя (именно потому и отягощен он всеми атрибутами "культурности"), - сути дела не меняет: на то и идеал, чтоб к нему стремиться, а не избегать его отнюдь.
..."Альтаир" был действительно не для простых людей. Однако стараниями НЕСКОЛЬКИХ фирм компьютер вскоре обрел привычный для нас вид - комбинации телевизора и пишущей машинки. И началась эволюция персонального компьютера. Она так и не завершилась победой одной-единственной наиболее приспособленной формы и вымиранием всех прочих; более того, она не привела даже к обособлению различных систем по разным функциональным "экологическим нишам". В результате компьютерный мир оказался разделен на группировки пусть не враждующие (речь ведь о пользователях, а не о корпорациях), но по меньшей мере взирающие на "неверных" со снисходительной жалостью. Есть люди IBM и люди "Макинтоша", и задушевный computer talk одной группы - китайская грамота для другой. Но есть еще и люди "Коммодора", а в Японии вообще свой стандарт (и не поручусь, что один-единственный).
И это бы еще ничего, если бы все программы, скажем, для IBM были полностью совместимы. Но даже самые невинные из серьезных программных продуктов - текстовые редакторы - не всегда понимают друг друга и в том простейшем случае, когда весь текст набран латиницей. Современные редакторы, подобные Word for Windows, порождают файлы, где собственно текст уже не так-то легко найти. Теперь в них настолько много командных последовательностей (макросов), что там вполне уже могут резвиться компьютерные вирусы, - а ведь не так давно считалось, что как раз текстовые-то файлы в этом смысле вполне безопасны. Первый и пока единственный из таких вирусов - обычная программистская шалость: он, в общем, никому не мешает. Точно так же никому, в общем, не мешали многие из первых компьютерных вирусов - до поры до времени.
Когда же приходится идти на уступки людской развращенности и пользоваться национальными алфавитами, столпотворение, вавилонское уже по первоначальному замыслу, становится попросту неприличным.
Само по себе неконтролируемое размножение конструкций, версий и модификаций - явление вполне нормальное для всякой молодой и бурно развивающейся отрасли науки и техники. На фронтире всегда царит не отягощенное регламентацией разнообразие, независимо от того, идет ли речь об электромоторах, микроскопах или, скажем, арифмометрах. Впоследствии вырабатывается какой-то стандарт, и все становится единообразным. Правда, на этот раз фронтир оказался слишком уж обширен, и миллионы пользователей стали заложниками прогресса.
Сплошь и рядом трудно сказать, чем отвергнутое решение - именно как техническое решение - было хуже восторжествовавшего. Далеко не всегда за бортом остаются одни лишь мертворожденные чудовища: не зря же так много на свете любителей старой техники. Пожалуй, можно уже утверждать, что к поклонникам антикварных "роллс-ройсов" и поношенных "леек" присоединились пользователи IBM XT. Такая вот складная картинка вырисовывается.
И все бы хорошо, только вот, скажем, "майбах-цеппелин" (Карл из "Трех товарищей") умел делать практически все то, на что способна новая "тойота", - даже и скорость переключать не надо было. А старенький PC и какой-нибудь современный компьютер, из тех, что "сейчас носят", различаются функционально. Различаются настолько, что их, пожалуй, можно даже считать разными инструментами, предназначенными для различных целей.
В легендарные времена IBM XT и монитора CGA (если повезет, действительно цветного) компьютеры могли в лучшем случае подражать комиксам. Не то что виртуальная реальность, - телевизионное качество изображения казалось недосягаемым идеалом. Если вспомнить, как могло обстоять дело с коммуникациями (особенно на периферии цивилизованного мира: помню, как в московских академических институтах модему предпочитали курьера с дискетами!), то станет понятно, почему совершеннолетние пользователи в массе своей использовали компьютер для работы. И многим (мне, в частности) для работы до сих пор хватает такой примитивной машины.
Можно понимать процесс совершенствования компьютеров как движимый сугубо эндогенными факторами. Можно видеть первопричину в поисках новых рынков сбыта. Но можно и заподозрить, что не обошлось без гуманитарно-народолюбского комплекса: мне лично, право же, трудно поверить, что почти маниакальное стремление избавиться от клавиатуры, заставив несчастную машину разбирать почерк или вовсе прислушиваться, что там бормочет ее повелитель, не обусловлено стремлением сделать блага культуры доступными непосвященным.
Современные компьютеры предлагают звук и цветную графику с высоким разрешением; не так уж, видимо, сложно будет с передачей осязательных ощущений. Освоение виртуального мира идет полным ходом, только вот с запахами заминка вышла. И отнюдь не исключено, что в относительно близком будущем компьютерные сети повяжут всех и каждого, микропроцессоры будут управлять микроволновыми печами и микроклиматом в квартирах, а симулированное бытие станет ничем не хуже реального.
То есть станет оно таким же трудным, сложным, порою неприятным (будем надеяться, что не опасным, хотя кто их знает с этими осязательными ощущениями), как и наша повседневная жизнь. Если так, то едва ли следует опасаться гибели человечества в результате поголовного бегства в мир грез.
А если оно действительно станет миром грез, грандиозной волшебной сказкой, где исполняются все желания, - тогда, конечно, дело другое. Только вот где это видано, чтоб у волшебной сказки было видимо-невидимо авторов, не слишком стремящихся найти общий язык?