Все открытые земли давно нарекли
Именами великих людей и святых
В.Высоцкий

История это давняя, так что нет никаких оснований настаивать, будто бы все происходило именно так. Более того, вполне правомерно утверждать, что ничего подобного вообще никогда не происходило. Но тем не менее...

Итак, жил один капитан. Дело было в Европе, как раз в то время, когда географические открытия вошли в моду. Наш капитан, как многие, ходил по морям и океанам на каравелле - или на фрегате, в данном случае не важно. И никто не мог сказать про него ничего дурного. Он был удачлив: он не только благополучно возвращался из самых дальних походов, но всегда открывал земли богатые и изобильные. Он знал все, что положено знать капитану, а сверх того еще многое, что делу не вредило: поговаривали, что в свое время он окончил университет и мог бы подвизаться по части математики, но его вдруг потянуло в море. Наконец, он хорошо обращался с командой, которая в нем души не чаяла; более того, он даже не чинил особых опустошений на землях, заселенных язычниками.

Короче, капитан был идеален во всех отношениях. Во всех, кроме одного. Он никогда не давал названий открытым им землям, а обозначал их в отчетах - может быть, из-за пристрастия к матемматике - просто как «остров A», «участок побережья B» или «полуостров C». Многие пытались, напоив предварительно капитана подобающим образом, выспросить у него, чем объяснить эту странность. Но капитан пьянел плохо, а говорил всегда одно и то же: он, дескать, не считает себя вправе давать имя месту, о котором не знает ровным счетом ничего, кроме самоочевидного факта, что это место существует и находится там-то. Не добившись более вразумительного ответа, капитана оставляли в покое, и он снова уходил в плавание, - и снова привозил отчеты со странными названиями новых земель.

Над капитаном втихомолку посмеивались, тем паче что рассказывал он всегда чистую правду, и никто никогда не слыхал от него героических небылиц, на которые столь щедры бывают мореходы. Впрочем, он был настолько безупречен и настолько при этом удачлив, что мало-помалу у всех пропала охота его донимать пустыми расспросами.

Но однажды, когда капитан вернулся из похода, его принял кардинал. Поход был очень долгим, очень трудным, по обыкновению очень удачным, - но капитан все же не мог понять, за какие такие особые заслуги выпала ему эта честь: кардинал был главой церкви его страны. Кардинал принял его не слишком тепло, но, впрочем, и без особой суровости. Умеренно похвалив его за службу отечеству, кардинал осведомился, что побуждает капитана присваивать вновь открытым землям странные, ни о чем не говорящие имена, когда многие его сотоварищи называют новые страны в честь прославивших себя святых.

Капитан повторил обычное свое объяснение, добавив только, что всегда считал странным и несколько... преждевременным называть именами святых земли, заселенные исключительно язычниками. Кардинал, казалось, остался ответом относительно удовлетворен.

На следующий день капитана вызвали в адмиралтейство, к большому-пребольшому начальнику, который, по слухам, обитал в своем кабинете исключительно в силу семейной традиции, а сам не только ни разу не выходил в море, но искренне не понимал, зачем это нужно.

Большой начальник поинтересовался, почему капитан не называет открытые им земли в честь членов королевской семьи, на что капитан повторил все ту же элоквенцию, слышанную уже, видимо, всеми капитанами во всех портовых кабаках. Большой начальник отпустил его, и вновь капитан не понял, доволен ли тот ответом.
Впрочем, по всей вероятности, доволен большой начальник не был, потому что когда капитан назавтра пришел в порт осмотреть свой корабль, ему сообщили, что он уволен в отставку в предоставлением некоторой пенсии, по тем временам довольно солидной. Говорят, он провел остаток жизни в маленьком, но пристойном домике на окраине столицы, где, по слухам, читал отчеты, доставляемые ему писарем из адмиралтейства за весьма приличную мзду. В отчетах рассказывалось про земли, заселенные чудесами и чудовищами, земли, названные в честь королей, принцев, святых и девы Марии.

Его острова и участки побережья тоже переименовали в чью-то честь, а туземцев обратили в веру истинную. Туземцы горели на кострах и проклинали капитана, который открыл их родину и решил, что она имеет отношение к какому-то святому.